– Ах, оставьте! Какой бульон? У меня совсем не аппетита. Разве я сейчас могу… Разве я… – она судорожно глотала слова, чтобы остановить надвигающуюся истерику. – Все мое тело цепенеет, не желая осознавать того, что дальше мне придется жить без него… Без люби… мого му… жа… Без… Без… Мне душно! Зачем вы мучаете меня? Убирайтесь вон! Уби… рай… тесь…
Женщина задохнулась и сползла со стула на дощатый пол. Мармеладов присел рядом, бережно набросил ей на плечи сюртук и терпеливо ждал, пока рыдания стихнут. Дульцкий снова налил воды. Вдова лишь пригубила, но пить не смогла.
– Простите, господа, – сказала она тихо. – Я уже несколько дней не выходила из дома. Я не сплю всю неделю. Сначала молилась о здравии, а вчера уже за упокой… Мне кажется, я схожу с ума. Везде слышатся шепоты, мерещатся привидения. Прошлой ночью выглянула в окно, и вижу – свет из-под двери сараюшки пробивается. Будто мой муж по-прежнему там.
– Больше ничего странного не замечали? – спросил сыщик.
– Нет, – покачала головой и тут же вздрогнула. – А ведь было, да. В самый первый день, как муж заболел, приехал адъютант от какого-то генерала, франтоватый такой. Справлялся о здоровье. Это действительно странно. Муж никакого касательства к армии не имел.
– Фамилию генерала не запомнили? Жаль… Но это и не мудрено. Вы сейчас сама не своя от страданий по мужу. Это его письма вы перечитывали, когда мы вошли?
– Да, – она подняла заплаканные глаза на Мармеладова. – Год назад, помните, Москва была в дыму из-за пожаров на торфяниках? И муж отправил меня на все лето в Ялту. Мы до этого не расставались на столь долгий срок и потому писали друг другу каждый день! Во всяком случае, я писала… Он отвечал гораздо реже.
– Те самые письма вы и храните в этой шкатулке? Перечитываете, чтобы найти хоть какое-то упоминание о генерале, либо о других подозрительных личностях. Чтобы отыскать между строк тревоги и волнения мужа… Стало быть, тоже подозреваете, что его смерть не была случайной?
– Тоже? – встрепенулся Дульцкий. – Почему вы сказали «тоже»? Кто еще подозревает?
– Ну, как минимум, доктор, – сыщик ответил ему, но смотрел при этом на безутешную вдову. – Раз вы говорите, что не выходили из дома несколько дней, стало быть, похорон еще не было. Но и в доме покойника нет, поскольку не слышно плакальщиц, не пахнет ладаном, зеркала не задернуты кисеей… Доктор забрал тело в анатомичку?
– Да. Сказал, что необходимо изучить причину смерти, поскольку не уверен, что она вызвана болезнью и…
– И он уже доказал, что это убийство!
Шпигунов стремительно ворвался в гостиную, отряхивая форменную фуражку.
– Мармеладов? А вы здесь каким счастьем?! – спросил полицейский следователь, хотя лицо его исказила гримаса, подчеркивающая, что ничего счастливого в этой случайной встрече он не находит. – Хотя, не важно! Что бы вы тут не вынюхивали, этому пришел конец.
Он обернулся к побледневшей женщине.
– Возьмите смену белья, теплую накидку и что еще вам потребно для пребывания в камере.
– Вы хотите меня арестовать?! – пролепетала она.
– Я уже это сделал, дамочка, – хищно улыбнулся Шпигунов. – Вы арестованы!
Вдова позвонила в колокольчик, потом снова позвонила и, не дождавшись отклика, громко крикнула:
– Яким!
– Иду, иду…
Старый слуга неспешно вошел в комнату, подволакивая левую ногу. Выслушал распоряжения хозяйки и удалился, так же медленно.
– Давно у вас служит этот тип? – спросил Мармеладов, задумчиво глядя на сгорбленную спину лакея.
– Примерно год. Когда я вернулась из Ялты, муж сказал, что ему пришлось рассчитать прежних слуг… И он нанял за бесценок этого жуткого старика. Яким очень странный… Порой так зыркнет, что оторопь берет.
– Дался вам этот слуга! Зачем вы к нему цепляетесь? – вспылил Шпигунов. – Собирайтесь скорее, дамочка. У меня в коляске крыша худая. Пока вы тут кота за хвост тянете, на сиденье целая лужа натечет. Вам же потом и неуютно будет.
Вдова робко посмотрела на следователя.
– А вы уверены, что моего мужа отравили?
– Без сомнения. Без сомнения! Когда разрезали покойничка, так сразу и убедились. Кровь по цвету напоминала шоколад. Трупные пятна на коже – не типичные, синюшные, а такие, знаете, пепельно-дымчатые. Это явный признак отравления. Легкие пурпурно-черные, с мерзкой желтью по краям, словно подгнившее мясо на бойне.
Следователь не замечал, как после каждого его слова вдова все больше бледнела и вот, наконец, не выдержала, упала в обморок. Дульцкий едва успел подхватить ее.
– Что вы себе позволяете? – звуковой мастер и сам с трудом сдерживал тошноту. – Зачем смакуете эти жуткие подробности? Людоед!
– Ничего. Иным дамочкам полезно прочистить мозги. А то травить у них храбрости хватает, а как столкнутся с делом рук своих, видите ли, лишаются чувств.
– Чем же, по-вашему, она отравила мужа? – уточнил Мармеладов.
– Доктор еще не разобрался, но утверждает, что это похоже на бертолетову соль.
– Где же городская барышня из приличной семьи взяла бертолетову соль? Она в бакалейной лавке не продается.
– А это мы на допросе выясним. Может у нее полюбовник – моряк. Он и принес. Сколько нужно той соли? Щепотку! А может она нашла отраву в мастерской у мужа. Химик наверняка с разными ядами работал…
– Полиция уже обыскала сарай?
– Когда бы мы успели? Факт убийства установлен лишь пару часов назад. Я сюда приехал сразу от доктора, как узнал, что… – Шпигунов запнулся на полуслове, ему не понравилось оправдываться перед сыщиком. – Обыщем еще, не беспокойтесь, И найдем все, что нужно для обвинительного приговора.
– То есть просто возьмете первую попавшуюся склянку с ядом и отправите вдовицу на каторгу? Не вдаваясь в подробности?
– Ах, вам нужны подробности? Извольте, – следователь развернулся на каблуках и набросился на женщину, которую Дульцкий только-только привел в чувства. – Соседи говорят, что тело вашего мужа еще не остыло, а вы уже кинулись продавать дом! Покупателей завлекаете. Похоже, вы хотите как можно скорее уехать из Москвы.
– Федор, Федор… Узнаю ваши методы расследования: сплетни, скандалы, интриги.
– А что? Разве не так? – взвился Шпигунов. – Нет, давайте разберемся, Это же ваша любимая психология. Кто бежит от места преступления? Кто, скажите? Только виновный в этом преступлении.
– Или тот, кому тяжело жить в доме, где все напоминает о покойном, – парировал сыщик. – Посмотрите на обстановку. Очевидно, что у вдовы не хватит денег на достойные похороны супруга. У нее даже дорожного саквояжа нет: слуга принес пожитки в узелке. Вы же должны сообразить, что не в Баден-Баден она собралась. Уедет в деревню, где будет сходить с ума от тоски и печали.
Полицейский следователь повертел головой, глядя то на узелок, то на самодельный абажур с акварелями.
– Не знаю, не знаю. Меня заплаканные глазки не впечатляют. Дамочки бывают на редкость изворотливы.
Мармеладов прошелся по комнате: три шага вперед и столько же назад.
– Федор… Федор Андреевич. У нас в прошлом были разногласия, отрицать не стану. Но цель-то у нас с вами всегда общая: изловить настоящего убийцу и наказать его по всей строгости закона. Вдовица в отравлении не виновна, я готов за это поручиться. Не нападайте, у нее и так сейчас вся жизнь рухнула. Зачем же еще сильнее мучить? Установлению истины это никак не поможет. Не сажайте дамочку в камеру. Напоите чаем и допросите вежливо, как свидетельницу. За это я обещаю, что никоим образом не выдам своего участия в данном расследовании, и лавры победителя непременно достанутся вам. А мы к вечеру отыщем убийцу.
– Мы?
– Мы с паном Дульцким.
– Но он же… Как вы сказали его фамилия? Дульцкий? Никогда не слышал, – Шпигунов развел руками в недоумении. – Да кто он вообще такой?
– Мастер граммофонных пластинок из «Берлинер и Ко».
– Ч-что? Он же ни шиша не смыслит в поиске улик! И вы считаете, что у звукового мастера больше шансов найти убийцу, чем у полиции?
